Помнится, лет двадцать назад журнал "Юность" опубликовал повесть сахалинского прозаика Анатолия Тоболяка "История любви". Там молодожены ткнули пальцем на карту с завязанными глазами... И таким образом попали в северную тмутаракань. Примерно так же распорядились своей актерской судьбой Любовь ОВСЯННИКОВА и ее муж Константин Мороз. Каменск-Уральский, Ирбит, Уральск, Ижевск, Тобольск, Черемхово, Стерлитамак и, наконец, вот уже три года Южно-Сахалинск… Отличие лишь в том, что в двадцать лет неизвестность не пугает, а обнадеживает. А решиться на такие поступки в зрелом возрасте сложнее, потому что выданные авансы не всегда оправдываются. Но, как говорят, лучше посожалеть о том, что ты сделал, чем о том, на что не решился. Сегодня позволить себе поездить по стране, попробовать "на вкус" самые разнообразные театры - роскошь, доступная не всякому в силу обычных житейских обстоятельств. Но все-таки доступная, если обладаешь не утихающей с возрастом способностью рисковать, творческим любопытством и авантюрной жилкой. Кроме того, мир, особенно театральный, тесен, считает Любовь Алексеевна.

- Очень тесен. Например, Анатолий Евсеевич Полянкин, прежний директор Чехов-центра, был создателем театрального центра в Стерлитамаке, объединившего под одной крышей два башкирских национальных театра и Русский драматический. Последнему мы с мужем отдали четыре года. С Игорем Сергеевичем Гуревичем встречались на актерской бирже в столице, и он звал нас в Магадан.

Первый в биографии Любови Овсянниковой театральный город - Каменск-Уральский. За ее плечами три образования - руководитель самодеятельного театрального коллектива, актриса (Екатеринбургское театральное училище), театровед-менеджер - "Экономика, управление и планирование театрального дела" (Екатеринбургский театральный институт). Дебютировала в роли Ариадны в пьесе "Гнездо глухаря" В.Розова. Если собрать на сцене всех ее персонажей, толпа будет порядочная: "купчихи, голубые героини, бабы-яги, снегурочки, психологические и социальные роли". В ее активе - "Дядя Ваня" Чехова, "Анджело, тиран Падуанский" Гюго, "Не все коту масленица", "Женитьба Бальзаминова" Островского, "Самоубийца" Эрдмана, "Коварство и любовь" Шиллера и многие-многие другие.

- Любовь Алексеевна, когда ваш муж сказал: "А вот на Сахалине мы еще не были…", вы долго раздумывали?

- Долго. Недели полторы. Вообще мне нравится наш образ жизни. Города, люди, роли, впечатления меняются перед тобой, словно в калейдоскопе. Более того, я нашла подтверждение своим мыслям у Фаины Георгиевны Раневской. Ее как-то спросили: "Вы в своей жизни очень много театров сменили. Почему вы так делали?" И та ответила: "Искала чистое искусство". - "Ну и как, нашли?" - "Да. В Третьяковской галерее".

- Так в чем же смысл?

- В поиске. Актер меняет театр по разным причинам - чаще всего, потому что происходит творческий конфликт, либо уходит режиссер и зовет тебя за собой. Он уже знает, на что ты способен, отталкиваясь от этого знания, может предложить тебе интересную перспективу. И если ты удовлетворен в творческом плане, тебя уже не страшит маленькая зар-плата, можно смириться с бытовыми условиями, идти на определенные жертвы. Если ты нужен театру… К сожалению, сахалинской период моей биографии не могу назвать интересным, ощущения нужности здесь у меня так и не возникло.

За эти три года сахалинский зритель увидел Любовь Овсянникову в спектаклях "Принцесса Кру", "Юбилей", "Восемь любящих женщин", "Дети Ванюшина".

- Ваша профессия состоит из двух составляющих - необходимости постоянного тренинга и в то же время умения ждать…

- Прежде у меня никогда не было свободного времени. Бывало, по две сказки в день играла плюс вечерний спектакль… Профессиональный опыт накоплен, а приложить его особо некуда. Разумеется, сложа руки я не сижу, потому что не представляю себя без дела. Я сейчас много чего делаю, хотя и не предполагала прежде за собой таких способностей - пишу сценарии, режиссирую и организую праздники, веду концерты, в школе - предмет дополнительного образования "Театр".

А в Сахалинском театральном колледже преподаю основы эстрадного исполнительства и сценическую речь. Сейчас вот с четверокурсниками репетируем эстрадный спектакль "Актерская курилка". За основу взяли одноименную книгу писателя Бориса Львовича, дополнили заметками Гиляровского о жизни русских актеров, воспоминаниями Ф.Раневской. Когда говорят о Раневской, обыкновенно вспоминают ее острые, едкие высказывания об искусстве, театре, коллегах по театру. Но для меня она фигура трагическая - что бы она ни говорила, она отдала театру всю жизнь, пожертвовала личным счастьем. В принципе, изначально драматизм в нашем ремесле заложен. И я, и другие педагоги говорим нашим студентам: "Вы выбрали беспощадную профессию". Театр может разрушить твои надежды и иллюзии, но при этом он обладает магической силой, которую ты никогда не сможешь преодолеть. Ну а если не можешь изменить обстоятельства, прими рецепт на все времена - постарайся изменить отношение к ним.

- А какая литература вас "сделала"?

- Хорошая. Я безумно люблю Достоевского. В его "Бесах" нахожу созвучие собственным мыслям. Восхищаюсь "Грозой" Островского. Играть в ней не играла, но посчастливилось посмотреть фрагменты спектакля Генриетты Яновской (Московский ТЮЗ), и я поразилась - у нее Кабаниха именно так трактуется, как я понимаю: вовсе не злая, а несчастная, недолюбившая сама, а потому пытающаяся предостеречь Катерину от беды. Образ потрясающий.

- Помнится, нам школьные уроки литературы привили лишь стойкое отвращение к "Грозе". И уж никак мы в классике не искали перекличек с современностью…

- Все зависит от степени профессионализма драматурга, от умения режиссера прочесть замысел автора, иногда между строк. Григорий Горин переписал "Ромео и Джульетту", и на его "Чуму на оба ваши дома" валят валом… Вполне современное звучание могут обрести и "Утиная охота" А.Вампилова, и "Вся надежда" М.Рощина - про девочек, родителям которых совершенно нет до них дела. Только нужно позаботиться о том, чтобы упаковать вечное содержание в привлекательную, интригующую форму. Вопросы поднимаются, в сущности, те же самые, что и сто лет назад, и двадцать.

- А что касается "Детей Ванюшина", чисто по-человечески вы на чьей стороне?

- В принципе, мне симпатичен старик Ванюшин. Может быть, потому что я мама и меня тоже, бывает, обижают. Каждый человек должен не только брать у родителей, но и отдавать.

В мелодраме "Дети Ванюшиных" роль у Овсянниковой (горничная Акулина) совсем маленькая. Но назвать ее эпизодической, декоративной язык не повернется. По определению Любови Алексеевны, Акулина - женщина без возраста, затюканная, вырванная из деревни, в этом доме, где летят тарелки, все кричат, ругаются, она живет в вечном страхе. Но этот страх все-таки не подавил ее собственного "я". Наедине с собой она позволяет себе быть другой, легкой, фантазирует, улыбается каким-то светлым мыслям. Даром, что нет слов. Зато сколько изящной, изобретательно продуманной актрисой игры, прикрывающей маленькую трагедию. Глядя, как "вкусно" она обыгрывает тарелки, метелку, веер, вспомнился Чехов, однажды на спор взявшийся придумать рассказ о любой вещи - например, одушевить чернильницу. А заодно выписать судьбу человека.

- О каких ролях вы вспоминаете с удовлетворением?

- Такое чувство посещает довольно редко, но мне памятна замятинская "Блоха" в Стерлитамакском театре. Там я играла сразу четыре роли - фрейлины Малафевны 99 лет от роду, тульской девки Машки, аглицкой девки Мери и халдейки (бабы-скоморошины). Особую проникновенность спектаклю по задумке режиссера придала финальная сцена - плач по убиенному Левше, так провожали в русских деревнях дорогих людей… Мне, наверно, помогала генетическая память. Хотя и королев, бывало, играла, но ощущаю себя человеком земли, папа и мама у меня рабоче-крестьянские. Потому мне и Василий Макарович Шукшин так близок. Вот сейчас я делаю моноспектакль по его рассказам "Сны матери" - в простонародном звучании, с алтайским говорком.

- Свой спектакль - не только потому что время на это есть, но потому что и душа просит иного? Ведь столько в мире придумано пьес отнюдь "не массовых и не кассовых", которые впервые выходят на суд зрителя в маленькой студии (творческой лаборатории). Слова о необходимости существования наряду с большой сценой площадки для творческих экспериментов доводилось слышать по крайней мере от третьего главного режиссера Чехов-центра. А воз и ныне там?..

- В прошлом году мы - Константин Мороз, Екатерина Журавлева, Татьяна Максимова и я - самостоятельно подготовили спектакль "Служанки" по пьесе Жана Жене. Поставили в "Каприччио", пригласили коллег, студентов СТК, показали один раз - и на том все… Но вот там мы "оторвались", это совсем другой театр, театр парадоксов. Увлечен режиссурой и Павел Лаговский, он сделал абсурдный "Театр" С.Беккета. То есть постоянный поиск идет, не все же комедии разыгрывать, которых у нас предостаточно. Стоит ли обеднять зрителя? Я думаю, и зрителя, и актеров воспитывает драматургия - хорошая и разная. Однозначно "Служанок" поймут и примут не все, но все равно это надо делать… Я думаю, театр призван воспитывать, причем "достучаться до небес" можно и нужно разными средствами, через смех, слезы, трагедию, то есть в афише должны быть разножанровые спектакли… Зритель может прозевать весь спектакль, глядя на сцену, но в какой-то момент вдруг его осеняет: "Черт, я же маме не позвонил!" Пусть после того как упадет занавес, из 600 человек хоть один да задумается - зачем и как я живу? И неважно, каким образом он попал в театр - случайно зашел вечер убить, жена заставила и т. д., главное - с чем он уйдет.

Очень редко, но случается - настигает ощущение полетности. Когда ты чувствуешь, что весь зрительный зал - твой, ты держишь его внимание, даже может воздуха не хватать… Это длится буквально секунды. Редко, но бывает. Я как-то вычитала у Леонида Енгибарова, знаменитого клоуна: "Самое чудное - когда ты встаешь на руки, потом отрываешь одну ладонь от пола и стоишь на второй. И понимаешь, что на этой руке ты держишь весь огромный земной шар…"

Актерские байки ОТ ЛЮБОВИ ОВСЯННИКОВОЙ

В одном спектакле между действиями меняли декорации в темноте. Нужно было убрать стол с посудой. Монтировщики, вынося его, уронили тарелку. И помощник режиссера пошла эту тарелку искать на полу. А монтировщики опять на сцену. Она слышит, как они проходят, и тут кто-то ей наступил на руку. В темноте и тишине она шипит: "Ногу!.. Ногу убери!" Тут свет включили - никого нет, она стоит "поплавком" вверх, наступив себе ногой на руку…

Или такая история. Один актер часто подхалтуривал и поэтому постоянно торопился удрать со спектакля, чем достал всех. Вот в очередной раз он прибегает на спектакль и упрашивает товарищей: "Ну, ребята, давайте сыграем быстро-быстро, а то я не успею, а?" А его должны убить в начале третьего акта. На сцене зачитывают приговор, потом конвоиры его выводят за кулисы расстреливать, и он свободен, как птичка в полете. Спектакль идет, он нервничает: "Ну вы что, ребята, ну давайте побыстрее, а?" И вот первый акт, затем второй. В начале третьего зачитали приговор, тут конвоир неожиданно вытаскивает пистолет. Выстрел - актер падает, но пытается как-то незаметно доползти до кулис. Тогда другой конвоир достает автомат… Они дали ему доползти до кулис, потом притащили обратно и бросили на сцену со словами "Сдох, мерзавец!" И он до конца спектакля вынужден был лежать на сцене.

Ирина СИДОРОВА, Фото Виктора ТИТОВА, Газета «Южно-Сахалинск сегодня».

24 марта 2005г.