Информация: Культура, искусство и религия

Мелкий бес с ведром


Интересно, какой рекламный ход может придумать театр, приглашая зрителей на новый спектакль "Инкогнито" по гоголевскому "Ревизору"? Не исключу и такой краткий комментарий со стороны распространителей билетов. Затравки ради могут и так сказать: "Это где Абашев выбросил в помойное ведро книгу". Или: "Это где Кисенкова строила глазки студенту". И все это истинно так, и народ будет строем штурмовать кассу. Классика с подачи сахалинской Мельпомены уверенно отвоевывает свои, вполне королевские позиции. На нее ходят, ей хлопают и даже, кажется, начинают перечитывать. Каков на вкус "Ревизор" по-сахалински, пробовали актеры и зрители в спектакле, поставленном художественным руководителем Чехов-центра Андреем Бажиным.

Думаю, для многих стало открытием, сколько юмора, дерзости обнаружилось в почтенном "Ревизоре". Стремясь избежать затхлости, тлена - 200 лет за спиной не шутка! - режиссер пошел на изрядные метаморфозы. При этом подход Андрея Бажина к классике вполне терпим - по сравнению с тем, что могло быть бы, когда в повестку дня ставится приспособление сюжета к вялотекущей за окном действительности, то есть осовременивание. Джинсы на главном герое - минимальная жертва в пользу доминирующей тенденции. Плюс изрядное опрощение нравов: если раньше Клара Константиновна Кисенкова все больше королева с веером, то в "Инкогнито" - бандерша с фляжкой в вечном подшофе (Анна Андреевна). Плюс увеличение списка действующих героев за счет хозутвари.

Секвестировав волевым путем слесаршу Пошлепкину и некоторые другие, не менее монументальные персонажи, режиссер вывел на сцену ведро. Если носится по сцене человек с ружьем - судья Ляпкин-Тяпкин (Александр Ульянов), помешанный на охоте и борзых щенках, то почему не быть человеку с ведром? Эту роль примеряют по очереди все герои дня. Ведро прикладывают к синяку, в него плюют и собирают взятки, им замахиваются в качестве убойного аргумента в споре… Ведру впору надуть щеки и загордиться от востребованности. Таких находок по спектаклю рассыпано немало. Особенно забавный акцент привносит допущенная игра слов, хотя в целом текст не относится к числу "потерпевших" ("Перед тобою мать твоя, ТВОЮ МАТЬ!", "Спит. - СПИД?", "Не моя сцена. - Да нет, НЕМАЯ сцена!" и т. д.). От начала до финиша с элементами балагана, гаерства, бодрыми пробежками по залу - в общем, прикольненько, как заметил юный зритель в партере, - в качестве нового варианта "одобрямса".

В суете вокруг ведра разыгрывается комедия полного непонимания, когда глухие и слепые самозабвенно пугают друг друга. Фантазии недоросля, довольно скудные по причине малообразованности, пали на почву, удобренную жуткой скукой, страхом, угрызениями нечистой совести, и дали роскошные плоды. Сюжет позволяет рассказать о времени новых хлестаковых, расплодившихся повсеместно. Текст по-снайперски точно укладывается в житейские реалии начала ХХI века, а в отдельных местах со сцены в зал летят прозрачные намеки и грубая от чистоты правда. Актерам же "Инкогнито" предоставляет богатый материал, способный дать истинно порезвиться, вывернуть свой арсенал средств наизнанку и раскопать в себе неожиданные, доселе невиданные качества. Что и делается ими с большим удовольствием, независимо от опыта и возраста.

Главное достижение спектакля, без преувеличения, - городничий Владимира Абашева. То есть мы подозревали, что Владимир Владимирович Абашев - замечательный артист. До такой степени, что является народным артистом РФ. Но до чего же он свой в пространстве Гоголя, в мире мистификаций и обманок, в настоящей литературе! Мундир городничего пришелся ему как вторая кожа. Абашев с огромным вкусом сыграл блестящего циника, которому сам черт не брат. Не говоря уж о заезжем "кузнечике", которого он в конце концов откровенно запрезирал, вот и взятку дал вкупе с пощечиной. Но не прочь использовать - как всякий умный человек. И при этом своей актерской мощью он не затеняет ни Хлестакова, ни тружеников городской администрации.

В "Инкогнито" поговорка "Риск - благородное дело" нашла себе оправдание. Роль, о которой артисту можно промечтать всю жизнь и не заполучить, волей режиссера первой пала на плечи вчерашнего студента театрального колледжа Константина Вогачева. Но, слава богу, не придавила стопудовым опытом предшественников. Режиссер - прозорливец, выбор - многообещающий, потребовавший прямо-таки героизма обеих сторон. Хотя тщедушный Хлестаков Вогачева и напоминает ухватками карманника Пашку-Америку в "Трактире на Пятницкой". Хотя долгий монолог Хлестакова в обществе откровенно провисает… Но тем не менее все же выходит по Н.В. Гоголю: "...славно завязал узелок! Врет, врет - и нигде не оборвется". Вдобавок юношеского обаяния - два ведра. Нежные барышни (в зале) в полном восторге, и их можно понять.

На барышень же на сцене без слез не взглянешь. То есть истые феминистки подали бы в суд на режиссера за личное оскорбление. Подобно листьям с берез, с гоголевской Анны Андреевны слетел псевдоаристократический лоск. И все же в каких-то полувзглядах, интонациях просверкнет у городничихи пронзительная тоска по несбывшемуся. Потому как муж вахлак и чинуша, даром, что сама не царевна-лебедь, а старая разбойница с кокоточными манерами. А только всероссийская традиция наша такая: к женщине хорошо относиться, какая она ни есть. И шастает она с Хлестаковым в потемках высокой нравственности потому, что большого и светлого чувства хочется, несмотря ни на что. Образ слабозабываемый по причине необычности и запредельной вульгаризации.

А бедная Маша, то есть Марья Антоновна Елены Ловяговой, самый трогательный здесь персонаж. Эта барышня в резиновых сапожках (видимо, символ колхозной деревни), с грацией Серой Шейки - наивная, а совсем не глупая, как настойчиво внушает ей, себе и нам не в меру бодрая мамаша. Вот и отец ее жалеет, а относительно супруги иллюзий не питает. Домашний очаг городничего рушится на его глазах - при нем, при живом-то. Чем он, старший по городу, но не в семье, по-человечески нам глубоко симпатичен.

Да и вообще особый полет души жителей города N, хоть и на одном крыле, кого хочешь умилит. Роль начальника департамента здравоохранения Земляники в исполнении Андрея Кошелева вышла на редкость "спелой": какое изящное сочетание чистосердечного стукачества и родительской любви!.. Или взять близнецов - Бобчинского-Добчинского. За одно вдохновенное лицо Леонида Всеволодского в роли папаши своего, видимо, такого же не сильно умного семейства, всю "уездность" бытия спишешь… Что восхищает, так это умение режиссера с нежностью относиться к нелепым, местами просто-таки ничтожным (ну глазу зацепиться не за что!) героям. Не у всякого это можно понаблюдать. Люди как люди. Только что их испортил материальный вопрос, ну и ряд других мелочей жизни. Впрочем, это из другой оперы - веком позже, чистая булгаковщина. Но ведь говорят же, что настоящий Воланд в профиль - вылитый Гоголь.

При всех прелестях новизны имеет место быть некоторая повторяемость ходов как признак авторского почерка режиссера. Тут и непременное личное общение с залом, требующее хорошей физподготовки от актеров, и дефиле всем составом под бравурные марши. А кое-где кое-что ставит в тупик своей загадочностью. Зачем, к примеру, почтмейстер рыщет в противогазе и, кажется, с металлоискателем, зачем причудливый балахон на судье и тевтонский шлем на Луке Лукиче - рыцаре учебных заведений? Что изменилось бы, не будь этих красочных деталей? А момент, когда Хлестаков выкушивает суп из помойного ведра, кажется, и вовсе позаимствован из посредственного студенческого КВН и на его же невзыскательную аудиторию рассчитан. Впрочем, ограничимся дивно глубокомысленной фразой "наверно, в этом что-то есть"…

В любом случае обращение к классике пошло Чехов-центру на пользу. Тени великой пьесы стали полнокровными и крепкими ребятами в театре Андрея Бажина - живом, доверительном и, по меньшей мере, нескучном.

…На "Инкогнито" пожарники, поди, не шутя хватались за сердце. Все-таки полный зал - и вдруг в черноте и страшноте сцены в двух шагах от твоего носа взвиваются языки реального пламени. А на сцене памятник мужику в пиджаке стоит (художник-сценограф Александр Арсененко). "Кто ж его посадит? Это же памятник!" Памятник "Ревизору", который благодаря Чехов-центру вышел из потемок incognito.

Ирина СИДОРОВА, Фото Виктора ТИТОВА, Газета «Южно-Сахалинск сегодня».

10 ноября 2005г.


Вернуться назад