Информация: Культура, искусство и религия

Перемена участи


«Ну наконец-то!» – примерно так можно сказать о последнем событии из жизни Чехов-центра. Театр у нас единственный, стойко любимый разными слоями и возрастами зрителей. Хорошие чувства, впрочем, не отменяют ожидания новаторских шагов, дабы не скучать и не покрываться плесенью. По инициативе нового (с осени) художественного руководителя Чехов-центра Никиты Гриншпуна впервые состоялась «Лаборатория современной драматургии». В роли подопытных кроликов оказались все участвующие лица. Сахалинский театр обратился к образцам отечественной и западной, в частности польской, драматургии дня сегодняшнего. Представление новой драмы (некоторые из пьес пока еще не имеют театральной истории) было организовано экспресс-методом. Прибывшие на Сахалин Андрей Корионов, Дмитрий Егоров (оба – Санкт-Петербург), Вячеслав Кокорин (Екатеринбург), Марат Гацалов (Москва) – элита российской режиссуры – показали свойство стремительно генерировать идеи и их воплощать, в течение четырех дней создав с актерами Чехов-центра «эскизы к спектаклям». Подобная давно и широко распространенная практика читки с листа – самый скорый и непосредственный путь решения задачи: выяснить отношение зрителя к этой самой драме, ну и определить в дальнейшем ее сценические перспективы. Сделать это можно было, «не отходя» от пьесы: непосредственно после окончания показа зрительный зал превращался в форум. Как сказал, обращаясь к залу, ведущий лаборатории, основатель фестиваля «Реальный театр», идейный вдохновитель лаборатории Олег Лоевский: «Вы пришли за свои деньги помогать нам». Если учесть, что самый молодой автор в репертуаре Чехов-центра на текущий момент родом из нелихих 1950-х, то необходимость привлечения нового слова назрела и перезрела. По большому счету разговор о современной драматургии вылился в спор о самих себе, о том, кто мы есть, какие и куда идем, о нашей степени лицемерия и нежелании меняться. Пьесы «Ночь» Анджея Стасюка, «Двое бедных румын, говорящих по-польски» Дороты Масловской, «Остров Рикоту» Натальи Мошиной, «Приход тела» Владимира и Олега Пресняковых – первое явление в своем роде на сахалинской сцене. Писаны они в жанре бреда, дневного кошмара, милицейского протокола, с хорошим чувством черного юмора. И содержат полный комплект зеркального отражения жизни – насилие, секс, наркотический угар, непричесанный язык улицы, интернет-форумов и коммуналки – все, что в театре исключено, запрещено и недостойно высокого звания искусства. Своя правота у зрителя, говорящего: получается, приходишь в театр – что телевизор включаешь. На что О. Лоевский, не имеющий телевизора и успевающий посмотреть за год до 290 спектаклей, заметил: «Жить так можем, а смотреть на это не хотим». Чего не отнять у этих странных, страшноватых, с рваным ритмом пьес, полных чудовищного одиночества и тоски по человеку, – они берут за живое. Впрочем, «берут» не то слово для обозначения удара током. Громадье проблем, переживаемых и никак не решаемых нашим обществом, вызывающих равнодушие вместо нормальной реакции, порождает и оправдывает такую шокотерапию. Судя по реакции актерской, лаборатория возникла в нужном месте и в нужное время и, можно сказать, даже задержалась где-то в пути. Немалая труппа Чехов-центра, полностью задействованная в проекте, оказалась к нему более чем готова. Итогом четырех доверху наполненных репетициями дней стали не просто «скелеты» спектаклей, но работы, осененные ясностью режиссерского замысла, с острыми характерами, с перспективой развития и потрясающей точностью актерской игры. Замечательно, сколь органичны в этом непростом проекте оказались мэтры – Клара Кисенкова, Лидия Шипилова, Андрей Кошелев. Воистину нет неталантливых актеров – есть нераскрытые: не заметить, как мощно этот проект высветил потенциал актеров – Константина Вогачева, Павла Соколова, Анны Антоновой, Натальи Красиловой, Романа Татарчука, Леонида Всеволодского, Анастасии Федяй и их коллег, – может только сильно близорукий. Правда, сдается, эти истории хороши именно в том месте, где игрались. А главное, с тем невероятным, неповторимым ощущением моцартианской свободы, которую излучала труппа. Способ освоения новой литературы для театра оказался чувствительным. Кто-то с энтузиазмом мастерил себе костюм для эскиз-премьеры, кто-то отказался от участия ввиду ненормативной лексики. (Последняя на сцене, о чем поломали немало копий зрители, также кажется больше эпатажной штучкой, чем вопросом принципа. Потому из уст актеров она звучала по-всякому – у кого органично, у кого застенчиво). Документально-мистериальный «Остров Рикоту» ближе всех подобрался к зрителю – стечением просахалинских сюжетов, остротой проблемы взаимодействия (а точнее, полного игнорирования) власти и человека окраины, для которого нет ни Москвы, ни России. Применительно к нему театральный критик Роман Должанский говорил о феномене «перемены участи», возникающем в жизни каждого. (Подумалось: не есть ли эта лаборатория современной драматургии попыткой «перемены участи» и для нашего театра?). Очень хочется увидеть на нашей сцене полную версию пресняковского «Прихода тела». Московский театральный и кинорежиссер и актер Марат Гацалов за четыре дня провел колоссальную работу. Его эскиз «рисовала» небольшая толпа под тридцать человек, куда помимо актеров привлекли монтировщика, завлита, костюмера и т. д. «Приход тела», решенный как фарс-гиньоль с участием эффекта «кино в театре», зеркалит очевидное – верх цинизма в нашей жизни и полную атрофию чувств. Но хэппи-энд все-таки возможен – в раскаянии цинику авторы не отказали. Пьеса польского автора Дороты Масловской «Двое бедных румын, говорящих по-польски» стала, по сути, эмоциональной доминантой лаборатории... Парочка отвязных негодяев, на которых пробы ставить негде, вызывает страх и ужас вселенной. Их боятся и отталкивают, а они ищут милосердия в мире одиночества. Режиссер Вячеслав Кокорин, который вел сеанс «публичного познания» проблемы, говорил: «Театральная идея проста – разбередить закрытую в скорлупе душу – вдруг она воспарит... Ребята (Василий Бабаев и Елена Бастрыгина) очень нежно отнеслись к своим героям, и зал это почувствовал». Лаборатория в конечном счете оказалась вполне самонастраивающимся инструментом. Если первая премьера, «Ночь» А. Стасюка, получила «шишек» за всех – негатива, желчи по поводу мата, уходов зрителей, категорически не принявших парад «чернухи», то у последней в зале остались единомышленники, количество зрителей сравнялось-таки с количеством диспутантов. Говорить есть о чем и с кем, но негде – быть может, эту проблему сможет решить театральная гостиная. В рамках лаборатории без всякой натуги Чехов-центр реализовал идею зрительского клуба, в котором состоялся осмысленный и честный разговор на актуальную тему – без заготовок, как всегда бывает, и чиновничьего пустословия. Малая сцена, о которой много и долго говорится, важна не как место действия. Как показала лаборатория, ее можно организовать в фойе, на большой сцене. Малая сцена – это показатель готовности к экспериментам, к общению, к сближению театра и зрителя – умного, внимательного, толерантного. В свете увиденного слова «четыре дня, которые потрясли Чехов-центр» не кажутся сильным преувеличением. Радикальное приобщение к новому слову, по идее худрука Чехов-центра Никиты Гриншпуна, означает шаг на пути к театру, еще более живому, чем есть. Хотелось бы верить, что за ним последуют другие шаги. И. СИДОРОВА.

Газета "Советский Сахалин"

25 декабря 2009г.


Вернуться назад