Александр Николаевич Островский вернулся в сахалинский театр. В качестве не только драматурга, но и публициста – в представленной Чехов-центром комедии «На бойком месте» в постановке художественного руководителя Никиты Гриншпуна. В данном случае можно сказать, что название, форма и содержание слились в едином порыве – комедия А. Островского у режиссера обратилась в зрелище пребойкое, яркое, как жостовский поднос. Могла быть довольно слезоточивая история любви – луч света в темном, практически бандитском царстве на большой дороге, с последующим раскаянием и свадебкой на финишной черте. Но Н. Гриншпун ее прочитал с отменным юмором и выдумкой. И при этом вывернул все наизнанку: бедная добродетельная девушка-красавица на поверку оказывается той еще хищницей, благородный помещик – совершеннейшим держимордой, содержатель разбойничьего гнезда – добрым человеком и несчастливым мужем. А классический текст, не претерпевший ни на пядь покушений со стороны интерпретаторов, – пьесой для пианино и двух замечательных театральных ансамблей – «Дивертисмента» в цыганских нарядах на сцене и «Джаз-тайма» на задворках. В спектакле щедрой кистью написана старорусская история c криминальной начинкой в ряде красочных хрестоматийных иллюстраций в подтверждение широты настоящей русской души. Степень «настоящести» под вопросом, но показана колоритно. Представлено (спето, станцовано) все что угодно – любовь покрутить, стекла-посуду побить, вениками охаживать в баньке, днем ласково встретить, ночью ограбить и т. д. Смотреть это романтическо-разудалое действо – одно удовольствие, слушать – второе, понять – третье. Заметно, что каждый последующий шаг Чехов-центра под руководством Н. Гриншпуна не остается без внимания, причем накал страстей растет. В данном случае вдосталь искреннего зрительского возмущения: какой «неос-тровский» Островский появился в Чехов-центре и почему режиссеры делают драматургию полем для собственных малопонятных экспериментов. В зале меж тем дети, потому что по доброй традиции многих лет «сеянья разумного» знакомство с театром начинается с классики. Уж здесь-то, надеется школа, никаких подвохов (в отличие от ТВ) быть не может. И тут на тебе без всяких предупреждений: мужской стриптиз открытым текстом, масса фривольных сцен. К тому ж отроки, добросовестно отсидевшие «урок», голову сломают, чтобы написать требуемый учительницей литературы отзыв об увиденном. Потому что собьются на мелочах: отчего в прологе бьются в слезах и объятиях друг друга два господина простонародной наружности, для чего туда-сюда группа товарищей таскает разваливающееся на глазах пианино, зачем девушку укладывают в подпол и т. д. В общем, не позавидуешь учительнице, которая привела учеников на встречу с классикой. Хотя почему-то уверена: представь режиссер что-нибудь в привычном духе, разочарования и критических стрел было бы не меньше. Думается, создатель спектакля дальновидно отказался от соблазна нарисовать еще одну бытовую картинку в архаическом формате «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Ведь для того чтобы классика оставалась действительно современницей, для диалога со зрительным залом одних лозунгов «Островский (Пушкин, Чехов) живее всех живых» все-таки недостаточно. Так что формы и интонации подачи материала все-таки меняются, хотя и не всеми принимаются. И получившийся спектакль жизнеспособен, потому что весел и ироничен. Помнится, Мюнхгаузен в известной пьесе Г. Горина, призывая всех улыбаться, говорил: «Все глупости делаются с серьезным лицом». А этот спектакль-провокация, спектакль-эпатаж, пронизанный буйной игровой стихией, воплощен труппой Чехов-центра с явным удовольствием. Сценография премьеры изобретательна, хотя порой ввиду громоздкости реквизит выходил из послушания. Интересное художественное решение спектакля принадлежит двум санкт-петербуржцам – Фемистоклу Атмадзасу (ученик легендарного Эдуарда Кочергина, главного художника БДТ имени Товстоногова) и Ольге Атмадзас. Музыкальная палитра остроумна и многогранна – от Энгельберта Хампердинка до цыганского романса. И все вместе это играет на руку актерам. А актеры – Анна Антонова, Андрей Кузин, Василий Бабаев, Сергей Максимчук, Наталья Красилова, Константин Вогачев, Константин Кузнецов – были хороши, раскрепощены и пластичны (заслуга в последнем – балетмейстера Софии Лебедевой). Предыдущие проекты сезона театра под эгидой Н. Гриншпуна дали массу обнадеживающих возможностей для профессионального роста, и ряд актеров ими активно, к собственному благу и зрительскому восторгу, воспользовался. А играя Островского, исполнители затронули-таки «злобу дня». Держась за плечо «короля русской драмы», актеры вышли на разговор о судьбе национального театра, совершенствованию которого явно нет предела, и особенно в части взаимоотношений с вышестоящим чиновным начальством. Для чего к спектаклю «пришили» статью драматурга «О причинах упадка драматического театра в Москве» (1881). Прямые цитаты из нее, волей режиссера перманентно вклинивавшиеся в любовно-разбойные сцены, невзирая на прошедшие с тех пор почти полтораста лет звучали ультрасовременно. Наверно, стоит иногда (в том числе и столь публичным образом) напоминать об очевидном, но часто забываемом в процессе жизни: о том, что отсутствие конкуренции губит театр, что для успешного управления театром нужны специальные знания, кои не заменишь чиновничьей добросовестностью, что дисциплина в театре только тогда достижима, когда делом управляет лицо авторитетное и т. д. В конце концов, как показалось, бойкие комедианты говорили-играли о том, что дорого им самим – чтобы не были утрачены Чехов-центром принятые с началом этого сезона темп и наполненность жизни. Как говорится, слушающие да услышат – с тем чтобы не допустить дальнейшего упадка драматического театра на Сахалине. И. Сидорова. Фото из архива Чехов-центра.
Cантехника
