Вспоминается бородатый анекдот. Идут два психолога по лесу. Один рубит дерево, попадает топором по пальцу. Кровь, боль, визг-писк. К несчастному подскакивает коллега и – с участием заглядывая в глаза: «Тебе плохо? Тебе больно? Давай поговорим об этом!..». Это если в самом общем виде – о чем новый спектакль Чехов-центра «Паника, или Мужчины на грани нервного срыва». Помимо пуховиков и скандалов с детьми в русско-финских браках, Финляндия производит остроактуальную драматургию. Быстро получившая популярность в Европе пьеса драматурга и режиссера Мика Мюллюахо, ныне директора Национального театра Финляндии, была написана, когда автору было около сорока – возраст кризиса у мужчин, вгоняющий в панику и требующий перемен или хотя бы каких-то решений. Художественному руководителю Чехов-центра Даниилу Безносову до указанного животрепещущего возраста еще очень приличный отрезок жизни, но он решил-таки примерить кафтан финского менталитета на русский манекен, последовательно продолжая курс на «вживление» в репертуар театра современной драматургии. Вообще с его приходом наблюдается упор Чехов-центра на частную жизнь наших современников – российских и заграничных людей, которые не нагружаются глобальными проблемами о судьбе цивилизации. Они страшно далеки от эталонности, всласть бранятся с милыми и прочим миром и чаще всего предпочитают подождать, когда проблема рассосется сама собой. Или, на крайний случай, прибегают к помощи друга. Мы – как они, они – как зеркало для негероев и негамлетов, в которое не худо заглянуть правды ради, тем более когда речь идет о такой немаловажной вещи, как рецепт душевного равновесия жителей «каменных джунглей» мегаполиса. В «Панике...» всего три персонажа, так что пьесу лучше бы играть на малой сцене, но – не дано. Пространство сцены, которое еще больше раздвигают видеопроекции, освоить непросто, и она завалена огромными пуфами (художник Михаил Кукушкин), в которых вязнут герои со своими мыслями и проблемами. У одного – клерка по продаже лифтов Лео (Андрей Кузин) – крах отношений с подружкой после долгих и скучных лет счастливой жизни, другие – павлинистый телеведущий Джонни (Александр Агеев) и эстетствующий дизайнер Макс (Леонид Всеволодский) – «лечат» его простоватую душу доморощенным психоанализом. Это в России кризис возраста «заливают» в первую, во вторую и т. д. очередь. В Финляндии все тоньше – терапия цигун, рисование, ведение дневника, фильм Альмодовара, танец Пины Бауш... Представляете? У вас семья на грани развода, а муж – за кисточку... Но самокопание – вещь в части последствий чреватая: в попытке доискаться до корней проблемы, не щадя родную маму и вытаскивая все скелеты из шкафов, можно пустить под нож и мужскую дружбу. Прелесть ситуации в том, что в ходе спасения семейной жизни Лео выясняет: а ситуация-то – врачу, исцелися сам! У звездного Джонни, мир которого зиждется на трех китах – бабы, бег, шоу-бизнес, – идет под откос карьера, а высокохудожественный Макс пребывает в квартире-берлоге в одиночестве и клаустрофобии. Так что Лео включается по мере сил в решение чужих проблем и на этой почве обретает искомую уверенность, из-за отсутствия коей Мари, собственно, попросила его «на выход»... Спектакль, скроенный сплошь из страстных монологов-диалогов, требует очень точной актерской работы. Когда, пожалуй, становится важным не то, что сыграно и сказано, но как. У Александра Агеева яркая роль Джонни первая на сцене Чехов-центра, посему персонаж показался довольно ходульным, впрочем, отрицать его «отрицательное обаяние» вряд ли кто станет. Ближе к истине подошел Леонид Всеволодский, на которого возложена труднейшая миссия интеллектуала-зануды. Но наиболее пластичным и точным предстал Андрей Кузин, ведущий актер театра, не знающий равных по степени занятости в репертуаре. Известно, что сыграть нечто среднее, вроде бы безликого всеобщего мужчину сложнее, чем злодея или эпатажного плейбоя с раздеванием. Кузинскому затурканному женщиной и ее «предъявами» середнячку хочется верить и даже сочувствовать (насколько хватит пресловутого женского милосердия), он последовательно и естественно ищет пути к гармонии и находит ее, выбирая не борьбу амбиций в конечном счете, а любовь... Высокоумный посыл «Паники...» идет в номинации «эксперимент», первой серией доселе невиданного театрального сериала. Помнится, раньше была программа «Театр+ТВ», и тот гибрид имел четкий ориентир: замечательные театральные идеи сделать посредством голубого экрана достоянием широких культурных и не очень масс. Здесь телевизор в буквальном смысле (по форме и содержанию) шагнул в театр, и теа-зритель вслед за телезрителем втягивается в до боли знакомую остроту текущей за окном реальности. И попутно слушает слово «г...о» в различных вариациях и лицезреет вживую хилые актерские торсы, украшенные, например, номером мобильника по линии позвоночника. Это продуктивная идея: иногда лучше смотреть, чем слушать (хотя всегда казалось, что на сцене принципиальнее другая установка – «зачем говорить, когда можно сыграть?»). Но сахалинские финны говорят, говорят, говорят, разрушая миф о болтливости женщин, и в отличие от ТВ их не выключишь. За два часа без антракта мужчины попытаются еще раз убедить женщин в том, какие они сложно устроенные и редкие, как скрипка Гварнери Дмитрия Когана, существа, которых надо жалеть и терпеть. Женщины еще раз убеждаются, что мужчины обабились и расслабились («дорогая, ну придумай сама что-нибудь, ты же умница»). И тем, и другим в зале напоминают простую истину: больше всего человеку хочется поговорить о себе и больше всего его некому выслушать в большом городе. Разве что в театре?.. И. СИДОРОВА.
Cантехника
