Информация: Общество

Ни дать ни взять


Громкое дело Руководитель управления федерального казначейства (УФК) по Сахалинской области Виктор Слесарев признан виновным по двум статьям Уголовного кодекса – приготовление к получению взятки, которое не было доведено до конца по не зависящим от него обстоятельствам, и получение взятки в значительном размере. Он наказан трехгодичным лишением свободы условно и штрафом в 4 миллиона рублей в доход государства. Суд не лишил его права занимать руководящую должность. Южно-Сахалинский городской суд под председательством судьи Екатерины Метельской учел смягчающие обстоятельства – наличие у Слесарева на иждивении дочери-студентки и положительные характеристики. Защита с приговором не согласна и намерена обжаловать его в законном порядке. Алгоритм обвинения В деле – три диктофонные записи с переговорами о взятке и показаниями тех, кто участвовал в этих переговорах. Согласно им канва преступления такова. В конце июня 2011 года руководителю УФК по Сахалинской области Виктору Слесареву от начальника отдела кадров управления Ирины Дудиловской стало известно, что одна из сокращенных сотрудниц корсаковского отделения казначейства – Наталья Лещева – хочет вновь трудоустроиться на работу в то же отделение. «Поскольку вопросы приема на работу находятся исключительно в его компетенции, – цитирую по материалам уголовного дела, – у Слесарева возник преступный умысел, направленный на получение от Лещевой взятки за ее трудоустройство – в размере четырехмесячного денежного содержания, выплаченного ей при сокращении». «Он, находясь в своем рабочем кабинете на пятом этаже управления по адресу: Южно-Сахалинск, улица Антона Буюклы, 34, через начальника отдела кадров управления Дудиловскую передал Лещевой свое согласие»: да, трудоустроит, но четырехмесячное содержание в размере 120 263 рубля 48 копеек (а это в силу примечания 1 статьи 290 УК РФ значительный размер взятки) пусть вернет. Начальник же отдела кадров, «будучи неосведомленной о преступных намерениях руководителя», передала Лещевой это условие. – Я возмутилась и начала искать в законах, правомерно ли это, – подтвердила Лещева в суде. – Посоветовалась с родственниками-юристами... Решила не возвращать. Забрала заявление и осталась там, где уже успела трудоустроиться после своего сокращения – в департаменте соцразвития Корсакова. То есть, говоря языком обвинения, преступление под названием «взятка» «не было доведено до конца по не зависящим от злоумышленника обстоятельствам». Со второй сокращенной сотрудницей «преступный умысел» воплотился. Светлана Пушкина, ведущий специалист-эксперт отделения УФК по Долинскому району, тоже была сокращена и уже трудоустроилась учителем в школу, когда ей позвонила ее бывший начальник Лариса Квашнина и предложила вернуться: они не хотят брать нового человека и учить его заново. Несмотря на маленькую зарплату, Светлана согласилась – привыкла к коллективу. Приготовили вместе служебную записку. Но Слесарев написал: отказать в связи с недостаточным фондом заработной платы. И снова, считает обвинение, у Слесарева возник тот же преступный умысел, который он начал реализовывать все там же, в своем кабинете на пятом этаже здания казначейства. Через кадровика Дудиловскую предложения о возвращении денег были доведены до начальника долинского отделения Квашниной и самой соискательницы места. Пушкина, проработавшая в УФК 10 лет, привыкшая к коллективу как к родному, никак не могла смириться, что за возвращение в него нужно будет вернуть деньги. Она советовалась с мужем, ездила в областной центр к самому Слесареву и Дудиловской за подтверждением – правильно ли она поняла столь необычное условие? И услышала еще раз – если деньги не вернет, могут не взять. А даст – гарантированно примут. Расценив это как взятку, она обратилась к сотрудникам подразделения по экономическим преступлениям. Ее вооружили диктофоном, проинструктировали, что и как надо делать.  На диктофонных записях начальник отдела кадров говорит ей, что надо деньги вернуть лично руководителю, затем сам Слесарев объясняет, как ей писать заявление о добровольной сдаче денег, которые пойдут на встречу гостей из Москвы, празднование юбилеев и прочие внебюджетные расходы. Роковой день 19 июля 2011 года Пушкина пришла в кабинет Слесарева с деньгами, заявлением, диктофоном. В кадры не заходила, потому что накануне ей подтвердили: деньги надо нести ему. Из показаний Пушкиной: – Поздоровалась со Слесаревым, сказала, что принесла заявление и «это самое», имея в виду деньги. 130 000 рублей вложила в заявление и положила на стол перед Слесаревым. Он отогнул заявление, быстро взял деньги и положил их в выдвижной ящик своего стола. Я сказала ему, что оно, возможно, неправильно написано. Он подвинул его себе, стал бегло читать. По глазам было видно, что оно его больше не интересует. Сказал, что все правильно, и отодвинул его в сторону. Подтвердил, что Ирина Валентиновна Дудиловская будет в курсе. Он ничего не говорил о том, что переданные деньги будут оприходованы в бухгалтерии казначейства, да и не мог сказать, потому что эти деньги невозможно оприходовать и потому что ранее он сам сказал, что собирается их потратить для подарков и празднований... Пушкина вышла из кабинета. На лестнице находились оперативные сотрудники, которым она условным знаком дала понять, что деньги Слесареву передала. Взять человека с поличным очень непросто. Нескольким минутам, а то и секундам эксперимента предшествует множество оперативных действий: составление договора, акты выдачи и приемки диктофона, инструктаж (во время которого, между прочим, от взяткодателя требуется, чтобы он не провоцировал на дачу взятки), прослушивание аудиозаписей, перевод их на лазерный диск, составление стенограмм. Метка купюр, сверка номеров, роспись каждого присутствующего под каждой купюрой... Все происходит не только в присутствии лица, которое сотрудничает со следствием, но и под наблюдением представителей общественности (простых прохожих, согласившихся участвовать в эксперименте). Показания их составляют большую часть обвинения, многие из них выступили и в суде, подтверждая чистоту подготовки операции. Но кое-что оставляло желать лучшего: некоторые места в диктофонной записи разговора Слесарева с Пушкиной, которую слушали в суде, были настолько некачественными, что попросту ничего нельзя было разобрать. В стенограмме они были отмечены как «шум, помехи». Подсудимый и его защитник уверяли, что именно в этих местах были стерты самые главные фразы начальника, исключающие его корыстный мотив. Фразы эти свидетельствуют, что у подсудимого не было умысла присвоить деньги себе. И что же он хотел с ними сделать? «Я согласен, что все события были, но не согласен с их оценкой». Это слова Слесарева. Вот как выглядела ситуация его глазами. Другая правда 2011 год был очень сложным в жизни управления – проходила реорганизация. Около 60 сотрудников были сокращены. Но, несмотря на то что под сокращение попали в основном люди предпенсионного возраста, понимающие, что их ждет безработица, они добровольно писали заявления об уходе. Руководство, опасаясь трудовых споров, выплатило им при сокращении 4 оклада. В результате УФК по Сахалинской области попало в десятку региональных казначейств, в которых мучительный процесс обошелся без судов. Коллектив помолодел лет на десять. Но объем работы нисколько не снизился, оставшиеся пахали за четверых. Зарплата три года не индексировалась. Все выплаты сокращенным черпались из фонда заработной платы, и Москва не торопилась его возмещать. Вот тогда-то, если верить Слесареву, у него и возникла мысль брать с тех, кто вернется, их компенсацию, тем самым пополняя фонд. Разве это справедливо: за них пахали днем и ночью, в то время как они гуляли четыре месяца, а теперь вновь трудятся на равных?! Одна из таких – Пушкина: в силу важности своей должности она не попадала под сокращение, но, желая получить крупную сумму денег, сама захотела уволиться, чтобы потом отгулять и вернуться... А когда он «поставил абсолютно справедливо и законно вопрос о возврате суммы выходного пособия, у нее появилось желание любым способом оклеветать Слесарева». В тех стертых во время следствия местах фонограммы были такие фразы: «делаем все чисто, Дудиловская будет в курсе. Так что, если что, мы вам вернем все». Запись носит следы монтажа, и это подтверждают заключения сахалинского и столичных специалистов – звукорежиссера А. Уварова из «Сахалинского дома рекламы» и радиоинженеров из «Московского центра экспертизы и оценки». Однако заключение специалиста доказательством считается лишь формально, так как представляет собой письменные ответы на вопросы, которые поставила перед ним защита. Только заключение эксперта может служить полноценным доказательством по делу, так как он проводит специальные, научные исследования. Суд мог бы на основании мнений специалистов назначить экспертизу. Но не захотел. О том, что у Слесарева не было умысла на личное обогащение, говорит тот факт, что в переговорах по возврату денег участвовал широкий круг лиц: не только сокращенные Пушкина и Лещева, но и кадровик, и казначеи корсаковского и долинского отделов УФК по Сахалинской области. Ситуацию обсуждали родственники участвующих лиц, юристы. Разве нужно взяточнику столько свидетелей? И никогда ни в чем подобном он не был замешан. Как только его взяли с поличным, работники казначейства провели два собрания в поддержку своего руководителя, приняли заявление в его защиту, под которым подписались 113 человек. Я побывала в коллективе, поговорила с некоторыми подписавшимися. Особой любви к шефу не почувствовала, видимо, Слесарев из тех руководителей, что соблюдает с подчиненными значительную дистанцию... Но все уверяли: Слесарев и взятка – это смешно. У него такая биография, он занимал такие должности, через его руки проходили такие потоки средств. Захотел бы – давно бы что-нибудь прилипло. И наконец, он сам обратился в газету, попросил обеспечить общественный контроль за ходом судебного процесса. Не побоялся, что мнение журналиста может совпасть с мнением обвинения. Что, согласитесь, тоже несвойственно взяточнику. Взятка есть взятка А теперь посмотрим на ситуацию глазами следователей, прокурора и судьи, в конечном счете принявшей доводы обвинения. Была ли она, эта стертая запись, свидетельствующая о бескорыстии Слесарева, – вилами по воде писано, потому что экспертиза, позволившая бы это утверждать с абсолютной точностью, не проводилась. Зато на аудиозаписи отчетливо слышны невооруженным ухом слова подсудимого, что деньги Пушкина должна занести лично ему, назначено время – «завтра, до моего отъезда в командировку», а также объяснения, что деньги эти пойдут «на встречу гостей из Москвы и юбилеи»... Кстати, в 2011 году не было проверок из Москвы! Да, он проводил совещания с подчиненными, обсуждая реорганизацию и возможность принятия вновь на работу сокращенных... Но на этих совещаниях ни слова не говорилось о возврате и оприходовании выходных пособий. А вот после задержания с поличным, после факта взятки он об этом заговорил и прямо поставил перед замами задачу: думайте, как можно было бы поменять приказы, записи в трудовой и оприходовать средства. Наверняка они хорошо подумали, но даже в суде никто из них не смог предложить алгоритм воплощения подобной не-ординарной задачи. Ведь сокращенные уже трудоустроились и поработали в другом месте... А деньги? Они могут вернуть только то, что получили чистыми на руки, но выдана-то им по ведомости другая, большая сумма, с разницей-то как быть? Мои знакомые бухгалтеры, всю жизнь проработавшие в бюджетном учреждении, впадали в ступор, когда я ставила перед ними эту задачу, которую Слесарев называет элементарной. Ни один не знал, как вообще к этому подступиться. Деньги эти нельзя оприходовать! Вот он – становой хребет преступления. Все остальное – семечки. Никогда не брал и ни в чем замешан не был? Не довод, любой взяточник сделал это когда-то в первый раз, и возраст, и былые заслуги не помеха. Подтолкнуть к нарушению закона может что угодно: незаметно как потратил крупную сумму денег, присмотрел недвижимость, на которую не хватает, ушел от жены и начал новую жизнь с молодой секретаршей... Коллектив выступил в защиту... А вы когда-нибудь видели, чтобы чиновники не защищали своего начальника, который к тому же, несмотря на следствие и суд, продолжает оставаться в своем кресле? «Желание со стороны Пушкиной любым способом оклеветать начальника» – это вообще ни с какими фактами не сообразуется. Никаких иных причин ее сотрудничества со следствием не просматривается, кроме справедливого желания изобличить взяточника. Даже если отдать предпочтение недоказанной версии о частичной фальсификации фонограммы (захотелось операм или следователю, чтобы все было красиво, подтасовали), что это меняет – в его-то личной судьбе? Вел же переговоры о незаконном возвращении денег в обмен на трудоустройство? Взял купюры, положил их в свой стол? И кому интересны его смутные метания – то ли оприходовать, то ли московских гостей ублажить? Да хоть детскому дому перечисли – взятка есть взятка, а про душевные терзания в Уголовном кодексе не сказано ничего. О. ВАСИЛЬЕВА. Фото автора.

Газета "Советский Сахалин"

6 августа 2012г.


Вернуться назад