Информация: Общество

Между небом и землей


Разрозненные заметки о поэтах и людской памяти Нынешним летом всего на несколько дней привезла я младших дочь и сына к себе на родину, в Брянскую область. Остановились в деревне Житня. Красивое название. По преданию, дал его этому местечку сам Петр I. Проезжал мимо, взял горсть земли, вдохнул ее аромат и  царское слово молвил: «Житное, хлебное место здесь будет». С тех пор и повелось, говорят старожилы, всех жителей житнянцами называть, а само местечко, ныне насчитывающее около тысячи человек, – Житней. (Вы удивитесь, но на безграничных и всеохватных просторах интернета ничего не сказано о  моей деревеньке, о родине моего отца)... Как и водится по деревенским обычаям, в первый же день приезда пошли на кладбище. Рассказываю детям: здесь моя прабабушка и мой прадед похоронены, а вот под этим маленьким холмиком память о шестимесячном ребенке, он мог бы стать моим дядей Владимиром, но умер в военные годы, по словам бабушки, неожиданно. Был крепким, но занедужил, в одночасье его не стало. Слышала бабушка в ту роковую ночь, как по улице шли люди и пели скорбную погребальную песнь. А кто мог ее петь в оккупированной немцами деревне? Не иначе как был это тайный знак свыше... «А вот здесь в самой дали от этих могил, – говорю я детям, – захоронен мой дедушка». Не стало его еще в 1985 году. Он фронтовик, дважды побывал в плену, но волею случая спасался, невредимым выходил. И до наступления долгожданной победы воевал вдали от молодой жены, не зная ничего о судьбе первого, не дожившего до радостных дней ребенка. Это уже потом, в мирное время, родятся и моя любимая тетя Валентина, и мой отец Александр. А вот не выйди дедушка единожды из немецкого плена, то, как знать, было бы у него сейчас столько потомков: внуков и внучек, которые уже давно стали родителями? Хмуро в этот день на деревенском кладбище. Моросит мелкий дождь. Дети смотрят на меня и кивают головами, соглашаясь с моими рассказами о незнакомых им людях. Память о них хранится теперь лишь в моей семье. Ушли в мир иной дедушкины и бабушкины ровесники, друзья, соседи по большому дому. Только сад остался, раскинулся недалеко от красивого и глубокого озера. Каждый день в Житне идет надоедливый дождь. Невзирая на непогоду, отправляюсь с детьми в новую поездку. Ведь Брянский край стольким славится! В этих местах родился легендарный Александр Пересвет – монах, сразивший перед началом Куликовской битвы татарина Челубея. Родом с Брянщины и народный сказитель Боян, имя которого упоминается в «Слове о полку Игореве». Сколько еще прославивших Россию людей свои первые слова промолвили на этой древней земле! А кто-то и последний приют обрел именно здесь, под сенью брянских лесов. Но еду я с детьми по двум совершенно точным адресам. Поездка получается в унисон с моими филологическими интересами. В один день мы направляемся в село Красный Рог. Там усадьба Алексея Толстого, прославившегося вначале своими фантастическими историями, а уже потом драмами и стихами. В стенах этой толстовской усадьбы была написана знаменитая детская книга «Черная курица» Антония Погорельского, здесь создавался образ Козьмы Пруткова. На мгновение замираю, прошу детей услышать голоса прошлого. «Чувствуете, – спрашиваю, – старинные времена? Понимаете ли вы, в каком сейчас месте?». Увлеченные прежними рассказами дети опять молчаливо кивают головами, а позже наполняют полупустынную усадьбу, спасающую от мелкого дождя, своими голосами. Время течет размеренно, но в нем соединяется прошлое с моим настоящим и с будущим моих подрастающих детей – дочери Елизаветы и сына Александра. Вот только местные комары понуждают вернуться к реальности. И как Толстому и его друзьям по литературе здесь писалось? Возвращаемся из усадьбы по безлюдной асфальтированной дороге, умытой летним дождем. Два километра пешком до бурлящей жизнью автострады. Дорога проходит   сквозь лесную полосу, изредка освещаемую лучами солнца, выглядывающего из-за туч. В конце пути заходим на территорию сельской церкви. Там покоятся останки любимого племянника Толстого, здесь же семейный склеп супругов Толстых – Алексея и Софьи. У могил шуршат листья высоких деревьев, когда-то посаженных руками уже не живущих земной жизнью людей. В иные дни сюда съезжаются, наверное, любители литературы, чтящие творчество  писателя. Но обычно мимо печальных надгробий проходят идущие на церковные службы старики. Впрочем, и молодые люди бывают. А иначе селу, в котором когда-то стараниями семьи Толстых была возведена школа для крестьянских детей, и не выжить. На другой день едем в село Овстуг. Еще одно замечательное место! В нем черпал поэтическое вдохновение Федор Тютчев.  Гуляем по роскошной усадьбе на порядок богаче, чем толстовская. Вдыхаем ароматы трав, слушаем разноголосые птичьи трели, любуемся благородными лебедями в просторном пруду. Дети спрашивают о жизни поэта. Напротив усадьбы (а в ней в этот воскресный день шумно и оживленно от гостей из города) расположилась церковь. Где-то под ее сводами могила отца именитого русского поэта. В каком это месте – уже и не сыскать, позабыто все. А сам Тютчев, как известно, обрел свой последний приют на кладбище Новодевичьего монастыря. Далеко от этих мест. По старым меркам из Овстуга до Петербурга можно было почти неделю трястись в дорожной карете. Несравнимо это с современными возможностями! Нужно немногим больше десяти часов, чтобы из Брянской области перелететь на Сахалин. Перебираю в памяти летние поездки, а жизнь стремительно бежит вперед. Вот уже и осень. Помогаю маме, живущей в Смирных, собирать урожай. В этом году садовые деревья на ее участке первый раз радуют своими плодами. Весной усыпанные цветами стояли во дворе две сливы, и даже одинокая колючая облепиха поражала великолепием своих обычно неприметных соцветий. Облепихе уже больше десяти лет. Была она посажена покойным отцом. Хотелось ему однажды увидеть густо обсыпанные лечебной ягодой ветви. Но не случилось! В год его смерти, почти пять лет назад, на дереве появилось четырнадцать ягод облепихи. Знал бы отец, сколько ягод было в нынешнем году! А вот история сливовых деревьев иная. Первая слива была посажена отцом девять лет назад и любовно названа «Лизаветкой» в честь новорожденной внучки. Потом через год появилось новое дерево – «Анютка», это уже по имени второй внучки. А за три месяца до смерти отца на домашнем участке новое маленькое деревце стало расти. Оно и сейчас растет. Это яблонька. Ей только пять лет, она появилась для моего самого младшего сына Саши. Не цвело деревце еще ни разу. Но бабушка Саши верит, что однажды зацветет и оно. Зимой она подвязывает уязвимое деревце прочными веревками, а летом рвет высоко возносящуюся рядом с яблонькой сильную крапиву. Нет отца, а его деревья набирают силу, тянутся к солнцу, радуют первыми плодами. И его имя живет в имени моего младшего сына... А я опять еду, на этот раз с мужем Владимиром и сыном Сашей. Мы возвращаемся от мамы   в Южно-Сахалинск. Впереди Буюклы, пыльная дорога, примятая вдоль обочин грязная трава, слева, почти в низине, – кладбище. Где-то здесь среди бесцветных оградок, густо разросшихся колючих кустарников три (приметных только для знающих людей) простых металлических креста. Под одним из них – остановившееся сердце поэтессы Таи Немовой, когда-то любившей, мечтавшей, писавшей поражающие своей глубиной стихи. Впрочем, знает ли кто-то еще об этом, кроме ее  родных, живущих и сейчас в Буюклах? Прежде чем найти могилу  поэта, я и мой муж не раз звонили ее сестре. Не спросив, кто мы и почему ищем эту могилу, Любовь Владимировна несколько раз старательно объясняла, как быстрее сориентироваться. И все же непросто было слева от указателя о начале границ населенного пункта, среди деревьев  найти небольшую тропу к трем крестам. На  одном из них надпись: «Таисия Владимировна Кочетова (8.04.1948 – 10.06.2006)». В последние годы она была больше известна как Тая Немова, таким литературным псевдонимом подписано большинство ее стихотворений. Но много ли людей на Сахалине читает стихи местных поэтов и в сердцах скольких людей живет память о Таисии? Членом Союза писателей России она стала скорее не по собственному желанию, а по настойчивым просьбам того, кто понимал цену ее тихих стихов. Я никогда не встречалась с этой женщиной, хотя жила в том же месте, где и она. Когда-то перечитывала стихи неизвестной мне Киры Киреевой в районной газете «Новая жизнь». Позже в одном из выпусков альманаха «Сахалин» обнаружила подборку стихов Таи Немовой. Новый псевдоним, новое имя. Только спустя много лет я соотнесла два этих имени одного поэта. Молчаливо стою около могильного холма. Слева фамилии супругов Антиповых – это отчим и мать Таи. Кладу четыре георгина, срезанных на мамином участке, на могилу поэта. Вокруг тишина, и мы молчим. Неприглядное место среди высоких трав и кустарников,  пыльных берез и елей, среди сосен, «натянутых струной»... С сосной олицетворяла себя и лирическая героиня Таи Немовой, мечтавшая ...оставаться в летний зной и под февральским снегом сосной – натянутой струной между землей и небом! Уже из машины вновь звоню Любови Владимировне, благодарю за терпение и детальность в объяснении. Спрашиваю: «А кто-то еще приезжал на могилу к Тае? Может, школьники Смирныховского района или поклонники стихов?». «Нет, – отвечает Любовь Владимировна. – Сразу после похорон был только Владимир Михайлович Санги, он у нас останавливался...». Улыбаюсь про себя. Жива память, не умерла с поэтом. Есть еще она в сердце хотя бы нескольких людей... Е. ИКОННИКОВА. P. S. Дорога до  Южно-Сахалинска долгая, временами скучная. Перебираю в уме прошедшее. Нынешним летом опять побывала в Житне. Вспоминаются усадьбы писателей на Брянщине, деревья моего отца, безлюдное кладбище в Буюклах... Оборачиваюсь, в детском кресле автомобильного салона спит пятилетний Саня. Старшие дети (Виктор и Елизавета) дома, в Южно-Сахалинске. Смотрю на сосредоточившегося  за рулем   мужа и спрашиваю: «Может, и мне с тобой хотя бы по одному дереву посадить?!». Ответ по-мужски лаконичен: «Так за ними ведь ухаживать придется!». Хотя через некоторое время муж просто смотрит на меня. Машина остановилась. В глазах, кажется, читаю одно: «Значит, решено, посадим свои деревья!».  

Газета "Советский Сахалин"

30 октября 2012г.


Вернуться назад